А.Ю.Билибин: "Химфак СПбГУ должен войти в европейское образовательное пространство на равных"

— Почему ж вы не пошли по стопам отца?
— Как раз пошел — после школы в 1959 году поступил в Горный институт. Отец был организатором геологоразведывательных экспедиций на Колыму (первая экспедиция была в 1928 г.), которые нашли там месторождения золота. В 1946 году он стал членом-корреспондентом Академии наук, получил Сталинскую премию. Его имя упоминали на лекциях в Горном, где я учился. И мне, честно признаюсь, было как-то неловко... Даже если достигнешь чего-то, всегда может остаться сомнение: а может, это благодаря заслугам отца?.. Поэтому отучился я там два курса и перевелся в университет, на химфак, с потерей года.
— А почему химфак?
— Во-первых, в школах, где я учился, были хорошие учителя по химии. А во-вторых, мне всегда было интересно узнать, разобраться в процессах: почему и как все происходит в окружающем нас материальном мире?
В начале 1960-х, когда я учился на химфаке, был очень большой рост интереса к синтезу природных пептидных гормонов. Поэтому я пошел на только что открытую кафедру природных соединений, которую и закончил. Дипломную работу о синтезе пептидов делал в Институте высокомолекулярных соединений АН ССР (ИВС).
— О пептидах, видимо, стоит рассказать особо...
— Макромолекулы всех белков человеческого организма — это большие пептиды. То есть их цепи построены из звеньев аминокислот, соединенных в строго определенной последовательности. Белки кожи, крови, мышечных тканей. Проблема синтеза пептидов до сих пор не решена полностью. Есть определенные удачи — например, синтез фермента рибонуклеазы в 1960-е гг., за который авторы получили Нобелевскую премию. Есть пептидные гормоны, состоящие из 8-16-20 аминокислотных звеньев, они широко используются в медицине. В начале 1960-х резко вырос интерес к получению гормонов искусственным путем. Дело в том, что естественные гормоны, полученные из желез животных, хороши, но возникают существенные сложности, связанные с их очисткой. В Институте высокомолекулярных соединений я защитил кандидатскую диссертацию — как раз по синтезу пептидов. А потом профессора С.Я.Френкель и С.С.Скороходов предложили мне заняться новой темой — жидкокристаллическими полимерами. И поскольку я осваивал их с нуля, то многому пришлось учиться. В 1987 году защитил докторскую диссертацию по новой теме, в 1989 организовал лабораторию анизотропных полимерных систем.
Жидкокристаллические полимеры позволяют получать материалы высокой прочности, гораздо прочнее, чем из обычных полимеров. Например, из них делают корпуса телефонных аппаратов, экраны мониторов и т.п. В 1970-е гг. только-только начиналось их исследование и получение. Вообще-то жидкие кристаллы были открыты еще в 1880-е годы, но тогда они рассматривались как курьез природы. Мне довелось работать с профессором Виктором Николаевичем Цветковым, который вместе с талантливым физиком Фредериксом (в прошлом — камергером двора Его императорского величества) начинали исследовать жидкие кристаллы в 1930-е годы. Они изучали их поведение в разных полях, электрических, магнитных, электродинамических. На базе открытых ими эффектов (один из них называется эффектом Фредерикса) жидкокристаллические полимеры используются сейчас в устройствах отображения информации.
— Но вся эта ваша научная деятельность была “до нашей эры” — то есть до университета?
— В 1990 г. возникла необходимость замещения должности заведующего кафедрой химии высокомолекулярных соединений, так как Вячеслав Сергеевич Иванов, руководивший тогда кафедрой, достиг возраста 65 лет (в то время действовали возрастные ограничения). На кафедре и на факультете не нашлось требуемого специалиста — доктора химических наук были, но ни одного, кто защищался бы по химии высокомолекулярных соединений. Обратились в ИВС, предложили мне — вот так я перешел с чисто научной работы на педагогическую. Хотя научную работу в лаборатории ИВСа не оставлял, и заведующим кафедрой первые пять лет был на половине ставки. Потом понял, что преподавательская деятельность требует много сил и внимания, и с 1995 года работаю на полной ставке (сохранив 0,5 ставки в ИВСе).
— До этого вы не преподавали и начали опять с нуля?
— Да, все было новым, всему надо было учиться — читать лекции, работать со студентами. Но кое-что удалось сделать. Студенты потянулись на нашу кафедру, а самое главное — авторитет и престиж кафедры на факультете вырос. Удалось доказать необходимость и ввести общефакультетский практикум по химии высокомолекулярных соединений для студентов 3 курса (до этого был внутрикафедральный). Факультет на это пошел, потому что роль высокомолекулярных соединений в современной химии велика. Мы встречаем их везде. В очень большой степени основа жизни — это высокомолекулярные соединения, поскольку на них базируется возможность передачи генетической информации. Вы знаете, что ДНК — это огромная макромолекула. И все “буковки” в ней соединены прочными химическими связями. Благодаря им эта информация хранится, изменяется, но не разрушается. Более мелкие молекулы не смогли бы сохранить информацию... И вокруг нас — тоже высокомолекулярные соединения, к примеру, такие натуральные материалы, как кожа, шелк, шерсть, хлопок, древесина, или же искусственные — лавсан, пластмассы. Хотя органическая химия развивается с середины XIX века, но интерес к высокомолекулярным соединениям возник гораздо позже — из-за их сложности. И сегодня высокомолекулярные соединения — один из ключевых классов материалов, они находят применения не только в традиционной промышленности, но также на стыке с медициной, биологией, микроэлектроникой. Новая ветвь — проводники и полупроводники из высокомолекулярных соединений (а традиционно они использовались как диэлектрики). Многие Нобелевские премии последних лет по химии были присуждены за системы на основе полимеров.
— Александр Юрьевич, что подвигло вас выставить свою кандидатуру на пост декана химического факультета?
— Осознание необходимости привести обучение на факультете в соответствие с серьезно изменившейся ситуацией в стране и с тем, что творится в мире. Сегодня система образования меняется существенно — в том числе и преподавание химии, а у нас многое оставалось по-старому... Это было не мое личное решение. Многие профессора химического факультета сознавали необходимость перемен. И я выступал как выразитель их интересов, который знает, что и как нужно делать.
Первые выборы были 28 декабря, но ни один из трех кандидатов не набрал нужного количества голосов. Повторные выборы состоялись 15 февраля, первый тур закончился ничем, затем один из кандидатов снял свою кандидатуру, нас осталось двое: отработавший в должности декана 15 лет Дмитрий Васильевич Корольков, к которому я отношусь с большим уважением и у которого многому научился, и я. Во втором туре избрали меня.
— Какие проблемы для нового декана самые главные? Что, на ваш взгляд, нужно менять на факультете в первую очередь?
— Мы столкнулись сегодня с целым комплексом проблем. Прежде всего, необходима новая организация учебного процесса. Химический факультет Санкт-Петербургского университета должен стать полноправным членом мирового вузовского сообщества и войти в европейское образовательное пространство на равных. С тем, чтобы наши студенты могли обучаться в европейских вузах, а студенты из Европы приезжали учиться к нам. Скажем, преподавание неорганической, физической, органической химии у нас поставлено высокопрофессионально, и мы могли бы обучать иностранных студентов. А вот биохимические науки — послабее, и эти специальности наши студенты могли бы осваивать за рубежом. А сейчас обмена студентами практически нет, и наладить его — одна из ключевых задач.
Многие нововведения на факультете будут касаться процедур Болонского процесса. Несколько лет назад на химфаке была введена двухуровневая система подготовки “бакалавр-магистр”, причем бакалавриат был просто-напросто усеченным специалитетом. Но требования Государственного образовательного стандарта серьезно отличаются от Болонских, поэтому мы попали в некую “вилку”. С одной стороны, наше образование должно соответствовать рекомендациям Комитета по химии Министерства науки и образования, а с другой стороны, преподавание должно опираться на общеевропейские образовательные стандарты, если мы хотим вывести факультет на путь образования единой Европы.
Сегодня мы решаем за студента, какое образование ему нужно. А современный студент должен в значительной мере сам формировать то образование, которое он считает необходимым для себя, ориентируясь на собственные интересы и изменяющийся рынок труда. Студент формирует свое образование из модулей, которые предлагают вузы. Как мне говорил один из западных коллег: “Вы учите, а мы учим учиться...” Новые факультеты, например, факультет менеджмента, хорошо вписываются в западный образовательный рынок. Среди естественных факультетов двухуровневая система образования хорошо работает у биологов и у физиков. Планирую встретиться с деканами этих факультетов, чтобы поучиться у них, что-то перенять для себя.
— Все естественные факультеты страдают от отсутствия современного оборудования для научных исследований. Вы наверняка — не исключение...
— Да, обеспечение материально-технической базы учебного процесса для нас — одна из важнейших задач. Без специальных современных инструментов не во всех отраслях химии можно продвинуться. Одно дело — компьютерное моделирование, где необходимы только быстродействующие компьютеры. И совсем другое дело — в химии наносистем, где необходимы электронные и атомно-силовые микроскопы с высокой разрешающей способностью.
Еще одна проблема — стареющее здание химфака в Петергофе. Его ввели в строй в начале 1980-х, и уже истекли все сроки эксплуатации инженерных систем. Здание было не рассчитано на наши климатические условия. Огромные окна и вытяжные устройства, необходимые для проведения химических экспериментов, создают такой подсос холодного воздуха, что теплоснабжение не справляется. А система водоснабжения и канализации настолько износилась, что трубы трескаются по всем направлениям. Необходима их полная замена. Дал задание главному инженеру составить смету по ключевым моментам ремонта.
— А откуда деньги будете брать?
— Есть проект Наукограда, и мы рассчитываем на финансирование по этой программе. Второй путь — через министерство. И третья возможность: существуют фонды, которые спонсируют закупку оборудования. Кроме того, мы собираем сейчас базу данных предприятий, которые реально заинтересованы в наших выпускниках — по профилю, непрофильных предприятий (биологи, медики, косметологи), которым тоже необходимы наши выпускники, и наконец, тех предприятий, которые и не подозревают, насколько им нужны химики. Свяжемся с ними, узнаем их требования к специалистам — и будем готовить выпускников более целенаправленно.
Рынок предъявляет свои требования, и мы должны им соответствовать, чтобы наши выпускники были востребованы. Например, многие химики работают в медицине, а у нас пока нет медицинского и биохимического образования, так что выпускникам приходится доучиваться, что называется, “на лету”. До сегодняшнего дня мы их готовили как и прежде, не особенно заботясь о том, что думают потребители нашей продукции, то есть работодатели. Должна быть обратная связь на всех этапах: абитуриент — студент — выпускник. Скажем, студенты гораздо более чутко чувствуют ситуацию на рынке труда, и мы должны ориентироваться на их запросы. Должны знать, каких специалистов ожидают работодатели. Может быть, стоит провести один из ученых советов факультета с их участием. При этом мы рассчитываем не только на их пожелания и рекомендации, но и на их финансовую поддержку. Может, найдем такие предприятия, которые готовы часть расходов на подготовку будущего специалиста взять на себя.
Есть стабильные работодатели — академические институты, но сегодня выпускники идут туда неохотно, потому что там платят мало. Есть богатые предприятия нефтегазодобывающего комплекса, но туда ехать далеко. Поэтому многие наши выпускники уходят в коммерцию. Хорошо еще, если она связана с химической продукцией, но чаще — просто в коммерцию.
— У вас нет опасения, что, приспосабливаясь к требованиям работодателей, вы можете потерять классическое образование и станете как бы техническим вузом?
— Классическое образование — не значит застывшее. У нас по-прежнему будет классическое университетское образование, но... Отслеживая ситуацию в химии и в химических отраслях на два шага вперед, мы сможем готовить специалистов, которые будут востребованы на рынке. При этом мы не собираемся готовить узких специалистов под заказ конкретного работодателя — скажем, для Лукойла. Университет должен готовить специалистов широкого профиля, которые могут самостоятельно войти в любую конкретную задачу и решить ее. Это специалисты, которые смогут работать в медицине, биологии, микроэлектронике, нефтедобыче и прочих отраслях.

Вопросы задавал Евгений Голубев. Источник: журнал СПбГУ